Игорь Крупко. «Век прозренья»

Много веку досталось
эпитетов

Много веку досталось эпитетов
добрых,
           недобрых.
Век сложили в архивы,
упрятали в сейфы:
           удобно.
Затолкали в карманы героев
детали событий громадных,
что не влезло – на свалку истории,
для сплетен и для романов.
Собирает поэт–старьевщик
осколки истин,
напевая под нос,
поднимает обрывки канатов мысли,
извлекает из груды гниющей
огрызки фантазии,
рукавом оттирает до блеска
лавровые листья лести.
Потускневшие зеркальца правд
в голубой оправе,
оловянные слитки –
оплывы великих дат,
потрепанные переплеты недавней славы,
ржавые мины,
круглые, как циферблат.
Время войны и мира
вываливается на стол;
на каждой минуте –
минувшее
проступает пятном, как соль;
в каждой минуте –
           мина
с хронометром на века,
тикает время мира
в мотивчике чудака.
«Таянья облик зимний,
серое счастье потерь,
звук непроизносимый
в знаке весеннем Эрь,
синь в очертанье сугроба,
жар на изломе льда,
в южных ночах – сурово
западная звезда».
В поисках неделимого
(что это – старь? новь?)
мы копошились в былинах
явей,
в легендах снов,
мы собирали толпы,
выявить символ – тол,
мы накопили злато –
выделить корень зла,
мы разлагали атом;
вываливали на стол
единые, неделимые
империи – крошева стран,
не верили, но проверили
библию и коран.
«Новость волнует древностью,
старость – своей новизной,
в хламе скрываю с ревностью
истину хлада –
            зной».
Где оно, неделимое
ни стенами и ни рвами?
Не краткое и не длинное?
Временем не взрываемое?
Где, на каком расстоянии
целое
          состояние?
1976

Айналайын
Обращение к дорогому человеку – айналайын.
«Кружусь вокруг тебя» – подстрочный перевод.
«Принимаю твои болезни» и «Любовь моя» – смысловые переводы.

Кочую по черно–белому свету.
Мне дом двухэтажный построить
советуют,
а я, как удастся какая оказия,
мотаюсь по Африкам, Франциям, Азиям,
В Нью–Йорке с дастанами выступаю,
в Алеппе арабам глаза открываю,
вернусь,
и в кармане опять –
ни копья;
копье заведется –
опять на коня!
Последний ордынец
к последнему морю!
На карту
проливы, саванны и горы!
А нас хоронили – ногами на запад,
лежат миллиарды – ногами на запад
под желтым покровом монгольской степи –
тумены ногаев, булгаров, казахов, –
Не зная,
      что
        Азия
           западней
Запада,
Запад –
восточней Китайского моря,
а нас хоронили ногами на Запад!..
…Шумит за спиною последнее
море.
Кружись, айналайын, Земля моя!
Как никто,
я сегодня тебя понимаю,
все болезни твои
на себя принимаю,
я кочую, кружусь по дорогам
твоим…
1967

Разлив

По азимуту кочевых родов,
по карте,
   перечеркнутой
      историей,
по серым венам
      древних городов
я протекал
     последней
      каплей донора.
Здесь долг я понял
перейти года,
возвысить степь, не унижая горы!
Схвати ладонь мою и нагадай
себе дорогу дальнюю, о город!
Жарища.
Дремлет в будке старшина,
чем пешеходы, кажется, довольны.
Я город прохожу.
Вдруг –
      тишина.
И крик –
громадная улыбка Волги.
По берегу улыбчивой земли
иду травой.
И знаю, что надолго
влюбляюсь в этот город, в эту Волгу.
Все предсказания – чушь,
когда разлив.
1963