
Мади Айымбетов
Бопай-Ханум
(отрывки из исторического романа «Бопай-Ханум»)
Ближе к вечеру аул Сюиндика спустился с белого каменистого плато, которое тянулось к бескрайним пастбищам, раскинувшимся во всю ширь с юга на север, и остановился у подножия небольшой горы на равнине к западу от Устюрта. Верблюдов опустили на колени…
Батима, уставшая за неделю от скучной дороги, обогнала кочевку на порядочное расстояние. Ее молодого темно-гнедого со звездочкой на лбу жеребца приручали с прошлой осени и объезжали в самом начале лета, но он еще взбрыкивал иногда и был слишком уж резвым, потому Мырзатай под предлогом обучения коня все это время не отставал от сестренки ни на шаг, однако перед самой стоянкой остался позади.
Не сдерживаемый поводьями жеребец-двухлетка, ощутив под копытами гладкую твердь огромной травянистой равнины, пустился вскачь. Встречный ветер свистел в ушах и обдувал юное лицо Батимы, мчавшейся по необъятной степи, которая волнами перекатывалась по обе стороны от нее, стремительно уходя назад. Какое-то пылкое, будоражащее чувство охватило девушку, подгоняемую горячностью юности. Она мчалась без остановки, словно хотела избавиться от неясной тревоги, теснившейся в глубине ее души вот уже несколько дней. И эта безграничная равнина распростерла перед ней свои объятия.
Только когда диск солнца начал багроветь, а вечерняя тишина стала накрывать степь невидимыми крыльями, Батима натянула поводья. Лишь теперь она поняла, что отдалилась от аула, остановившегося возле холма, на расстояние примерно в половину перегона ягнят. Она резко развернула жеребца, с хрустом закусившего удила, фыркающего и раздувающего ноздри после непрерывной бешеной скачки, и так же стремительно, вихрем понеслась в обратную сторону.
В только что поставленной главной юрте Сюиндика и Аксырги на вечерний чай уже собрались все от мала до велика, когда Мырзатай встретил на краю стоянки подъехавшую Батиму, невольно залюбовавшись ею.
Батима была одета специально для верховой езды: белый шелковый платок, закрывающий уши, надвинут на лоб, а легкий присборенный чапан с коротким подолом подпоясан тонким кожаным ремнем, украшенным зеленым бархатом и серебром. Глаза девушки блестели, и Мырзатай понял, что она получила особенное удовольствие от этой скачки на коне, темно-гнедые бока которого стали еще темнее от выступившего пота.
– Вот это да, Батестай!.. Да ты совсем загнала своего любимца гнедого, а? Прикрою-ка я его попоной и отведу выстояться до утра. А ты ступай домой!
…В первую ночь на новом летнем становище Батима никак не могла уснуть. Стоило ей прикрыть глаза, как она будто оказывалась в неизведанном мире, между сном и явью. Бесчисленные огни этого непостижимого мира сверкали со всех сторон, ослепляя разноцветием. В какой-то миг накатившая многоцветная волна подхватила ее, и душа, затрепетав от непонятного пронзительного чувства, устремилась в необъятную высь. Охваченная ярким светом, Батима уже едва касалась земли ногами, руки ее превратились в крылья, она взлетела и долго-долго парила, пока не вернулась на землю… Наконец девушка очнулась в изнеможении от повторявшихся раз за разом видений, вздрагивая от выступившего на спине холодного пота. Она не была больна, но чувствовала себя сильно измотанной. Заснула Батима только под утро…