Бистро
О, вы, парижские бистро,
харчевни с небольшим доходом,
что приспособились хитро
после Двенадцатого года!
С отечественной той войны,
с Наполеонова бесславья.
Бежал герой, наклав в штаны,
кляня России своенравье.
А победители, заняв
потом французскую столицу,
явили ей тот самый нрав,
какой не мог не полюбиться.
Гусар, зайдя попить-поесть,
давал команду:
Быстро! Быстро!
Мосье под козырек тут: — Est!
(«БистрО», мол, будет и с изыском!)
Вот так оно и прижилось,
названье бодрое харчевне.
Как будто бы всю жизнь, издревле
во Франции так повелось…
…В такие же бистро вхожу
на родине спустя два века.
И те харчевни нахожу
удобными для человека.
И вспоминаю я гусар
с их вкладом в Запада культуру,
что, ставши там второй натурой,
пришли и в наш репертуар…
Основатель (Памяти Г.А.Колпаковского)
Наш город основал он, генерал.
За что ему вовек хвала и слава.
А поздний люд заслугу ту признал
Спустя столетья полтора.
Но — слабо.
Ведь в мегаполисе огромном нет
Проулка даже с именем предтечи.
О том же, чтоб ему взойти на постамент,
В стране свободной не заходит речи.
А, впрочем, может быть, не нужно это.
Природы память более жива:
В зелёном городе самой планеты
ему свой гимн поёт дерев листва.
Журчащие под южным солнцем реки
И облака, что с гор плывут, теснясь,
На них Герасим Алексеич въехал
давно в своё бессмертие без нас..
«Я устал от этой пошлой жизни!»
Александр Блок
«Я
устал
от этой
пошлой
жизни!»
Строки века мне стучат в виски.
И блуждает взор мой по Отчизне.
Чахнет и сгорает от тоски.
О, когда придёшь ты, Просветленье,
в этом мраке непробойной Лжи?
Свет не прошлого накрыли тени,
а вполне конкретные мужи.
С их велеречивостью с экранов,
с театральностью их жестов, поз,
обещающих покой желанный
среди ими вызванных угроз…
Отстрадаем ли своей историей
и отплатим ли наконец
за наш день, что встал фантасмагорией
под багровым куполом небес,
где земля и воды, самый воздух
от потребы стонут, от одной:
стать людьми опять,
пока не поздно,
снова
стать
самими
нам
собой?..
*
Как ни крути, но пролетает век!
Тот самый, твой,
где бури отгремели,
отхулиганили в душе метели,
и ты, кажись, все глупости отверг.
Ан нет! Всё тянет позднего тебя
куда-то лезть и с кем-то там сшибаться.
И падать оземь, горько ошибаться…
Но — снова в бой, ликуя и любя,
взывая к честным, подлых ненавидя
пером отточенным, наводкой — в цель.
И только жаль, что цель не очень видно
и расстоянья все длинней отсель.
А дохлое непротивленье злу
мне не понять. Отказываюсь в корне!
И уходить желаю непокорным,
пустив туда, в стан вражеский, стрелу —
мой неуклюжий, мой железный стих,
округлости себе не приобретший,
оставшийся в миру пускай не вещим,
но солью помыслов и дел моих…
Два человечества
Уклад стал ретро. Только эти книги
живут на полках и вовсю в ходу.
Сюжеты, образы, их стиль, интриги
с режимом жителей всегда в ладу.
А что за жители? Их миллионы,
еще недавно соль и крепь Земли.
Мечтали мы о жизни обновленной,
делами, мыслями к тому мы шли.
Пришли! В еще до нас прогнивший,
с румянами на трупе старый мир,
в котором полюса: богач и нищий,
свет звезд фальшивых, пропасть черных дыр.
1 2