Игорь Крупко. «Век прозренья»

Неслучайно в одной из рецензий на «Глиняную книгу» более полувека назад его назвали «гость из будущего».

И сейчас самое время народу Казахстана и других стран, которым поэт помог в трудные минуты, пожелать Олжасу Омаровичу могучего здоровья, направить на это все наши надежды, чтобы новый век узнал то, что открыл его автор.

Стихотворения, вошедшие
в новую книгу
Олжаса Сулейменова
«Век прозренья»

В Каргополе,
вспоминая весну

…Суховеи–янычары,
      отложите ятаганы,
осушайте маков чары –
маем полные стаканы!
Пусть на празднике Ярилы
задымит ярмо на дышле,
      серость души якорила,
толпы «Я» в просторы вышли.
В рост идут невыносимые,
лопается лед оков,
«Я» восходят, как озимые,
из –под холода веков.
В каждой лошаденке снулой
встрепенулся конь Пегас,
в каждом карасе проснулась
золотая рыба язь.
Заштормило тихий пруд,
волны «Я» на берег прут,
на траве глубинный дар –
пламенеющий янтарь.
В лоск бусой, от света пьяный,
угрожая и моля,
из булыги лезет яхонт –
ослепительное «Я».
«Я» желает миру лучшего,
помогает несчастливым,
каждому, в морях заблудшему, –
голубя и лист оливы,
каждой женщине – по яблоку,
всем Орфеям – по дельфину.
(тонущим подставить спину),
кто не понял, тем –
      по ялику.
1980

Сухое вино
(На археологических раскопках
в зоне будущего Шардаринского
водохранилища в Мырза–щёле1)

Глины.
Глины пятицветной – залежь,
кустики джусана, тамариск,
и барханы желтые, как зависть,
к Сырдарье, качаясь, прорвались.
Задавили город Шардару,
поделили ханские наделы
и глядят, глядят на Сырдарью,
на мою последнюю надежду.
…Били бубны, и звенел курай,
в стены клали свежую дерницу,
бог луны благословил мой край,
я нашел в кувшине горсть пшеницы.
Вот на камне выбита строка,
звенья глиняных водопроводов,
изменила городу река,
и ушли бродяжничать народы.
А в другом кувшине –
вот оно!
Зря мои ребята лезут с кружками,
режу на квадратики вино,
крепкое, увесистое, хрусткое.
Старики, я получил дары,
возбужден тысячелетним градусом.
Океаны в глине Шардары!
Режь лопатой, находи и радуйся.
…Радость захоронена в степях,
может, глубоко,
а может, рядом,
мы живем и познаем себя
по закону сохраненья
        радости!
Может, был я посохом хаджи,
может, был я суслом
для наливки,
может, на губах я не улыбку –
женщину таласскую ношу.
Может, – первым зернышком
        маиса,
первым клином
        первого письма,
Родины, мы были просто
мыслью,
помогавшей вам
        сходить с ума.
О, всегда мы возникали вовремя!
Морем –
в самых неморских местах,
ради родин забывая родину,
топшую в болотах и песках.
Мы вернемся,
если не забудем,
что былое – будущего ген,
И такие правды явим людям,
вскормленным вином сухим легенд!
Не задумано мое хотенье.
По закону сохраненья дум
я в тенистый Мырза–щель не тенью,
ясностью осознанной приду!
Сантиметры в полотне найдутся.
Грустной охрой улыбнись, маляр.
Мырза–щель, смущенная натурщица,
родина последняя моя…
1964


[1] Мырза-щёл – название местности в Южном Казахстане, бук. «Госпожа пустыня».