ВК был неистощим. Вообще, в его лице Советская власть обрела верного пса –рыцаря, потому что главным постулатом Госкомиздата при нём, как я понимаю, было душить любую более или менее свободную мысль, не «пущать» то, что было самобытным и талантливым.
Не могу забыть: иду через парк имени 28–ми гвардейцев–панфиловцев в обеденный перерыв и вижу – на лавочке сидят ВК и Галина Теплицкая, она только что стала заведовать русской редакцией в «Жазушы». И я просто физически ощущаю – он её «натаскивает», как надо «работать» с писателями. Я помню потрясённое лицо Теплицкой. Иногда я думаю: почему выбор пал на меня, почему мне поручили быть редактором Книги? Да потому что я не был заражён этим вирусом хамства, который столь рьяно насаждал в своих подопечных ВК. Я храню его пометки на полях моего романа. О, это редкий документ бестактности и неуважительного отношения к писательскому труду. Беспардонность некоторых издательских редакторов была поразительной. Авторитетов для них не существовало. Не могу забыть, как Иван Петрович Шухов после очередной проработки у редактора с трясущимися от возмущения губами идёт по коридору со своей рукописью в руках. Ощущение было такое, словно не профессионалы пытались издаваться, а шайка наглых графоманов.
Капля солнца в холодной воде
И последнее. Я всей кожей чувствую тепло того давнего ликующего дня июня. Всё пронизано солнцем и зелёным трепетом листвы. Тогда ещё журчали арыки меж тротуаром и проезжей частью Абылай–хана (то бишь проспектом Коммунистическим, если кто забыл). «Аз и Я» только лишь родилась. Пока не начались гонения. Желанное будущее (да и нежеланное тоже) было ещё впереди.
Ближе к полудню на тротуаре у Союза писателей вдруг появился столик и рядом – не распакованные пачки книг, и стопкой на столе – «Аз и Я», еще пахнущая типографской краской, в белом супере, как невеста. 74 копейки за штуку. Бери, налетай – не хочу!
Книгу брали, потому что это Олжас, а значит талантливо, по крайней мере.
Продажа длилась полчаса – а может, минут двадцать. Купили многие. Потом появились молчаливые люди в штатском, изъяли нераспроданный тираж. Без шума и пыли, как говорил Папанов в «Бриллиантовой руке».
Шум, впрочем, был. Но не потому, что изъяли, а – вот именно! – потому, что успели продать часть тиража. Впрочем, не думаю, что книгу сгноили в застенках КГБ – там, думаю, «в застенках» её расхватали как горячие пирожки. «Свои» же и расхватали. Потом на чёрном рынке за книгу просили тысячу рублей.
А чтобы поставить точку в этой не очень весёлой истории, скажу вот о чём. В 2004 году волею судеб мне довелось побывать в Париже. От имени моих замечательных шефов я должен был вручить скромный подарок одному из самых богатых людей нашей республики. Он отмечал свой юбилей в «Буддо–баре», что близ Лувра, а затем в «Лидо» на Елисейских полях. Первый же знакомый, которого я встретил у входа в «Буддо–бар», был Олжас:
– О! Адольф, а ты что тут делаешь?
– То же, что и ты.
В «Лидо» он вновь удивился:
– А откуда у тебя смокинг?
– От лучшего портного Алматы.
Со мной была моя книга стихов, и я маялся в сомнениях: кому её подарить? Тамаре Гварцители или Ларисе Долиной? Так к ним и не пробьёшься за кулисы. Геннадию Хазанову, он за соседним столиком? Но, спрашивается: зачем ему мои стихи?..