Впрочем, посыл публицистичности был столь велик, что в эпоху перемен Герольд Карлович оказался на гребне судьбоносных деяний эпохи, став, как он пишет сам, членом многочисленных мыслимых и немыслимых Советов, фондов, комитетов, комиссий, групп, правлений, редколлегий, президиумов и движений: «Однажды я подсчитал свои «членства». Насчитал 40! Это был явный перебор». А ему ещё предстояло стать депутатом Верховного Совета Казахстана XIII созыва.
Но, как говаривал Бальзак, вернёмся в действительность и продолжим разговор о литературе. В своё время Герольд Бельгер окончил аспирантуру и, хотя кандидатскую диссертацию не защитил, будучи мобилизованным и призванным в живой литературный процесс, но жилка литературоведа-исследователя не давала покоя его пытливой душе, чему свидетельством являются его книги «Брат среди братьев. Литературные статьи и портреты», «Мотивы трех струн…», «Гёте и Абай», «Помни имя своё» (о литературе и культуре российских немцев), «След слова. Литературные портреты и эссе» и, наконец, книга рецензий «Постфактум».
Но, поведав обо всём многообразии литературных устремлений Герольда Бельгера, вновь обратимся к тому, что в течение десятилетий было альфой и омегой его творческих бдений. Речь идёт о нелёгкой стезе переводчика, каковым по преимуществу он сам себя считал (хотя, конечно, творчество Бельгера много шире). Причём, в силу своего беспрецедентного знания казахского языка, переводчик он въедливый и дотошный, для него диктат оригинала превыше всего. А будучи аналитиком по складу мировосприятия, он вовлекает — и не может не вовлечь! — переводческое дело в русло своих размышлений. И появляются «Лики слова. Литературно-критические статьи, исследования, эссе о проблемах художественного перевода», а затем и такие книги, к примеру, как «Жизнь-эпопея», вторая часть которой «Энергия оригинала» есть, по определению автора, «вольные заметы о новом переводе «Пути Абая» на русский язык», где даны снайперски точные оценки «двустадийной системы перевода». И это радение за бережный перенос оригинала в другую языковую стихию, для Герольда Бельгера является лишь точкой отсчёта, лишь приглашением к большому разговору о судьбе казахского языка и шире — казахской ментальности.
И хотелось бы мне вдогон всему сказанному добавить ещё один штрих к характеристике Бельгера. Впрочем, это выходит за рамки литературных заслуг и аттестует его просто как личность. Герольд Бельгер — человек редкого мужества и очень трудной судьбы. В Казахстан он попал семи лет от роду в результате депортации немцев Поволжья, ему пришлось испить всю горечь унижений, на которые были обречены все депортированные народы. И неожиданное резюме: «А справку о полной политической реабилитации я получил лишь в 1994 году, когда был депутатом Верховного Совета». Приплюсуем сюда и то, что в 11 лет он дважды падал с лошади, стал инвалидом, и в течение 28 лет одолевал немыслимую боль, от которой избавился лишь после тяжелейшей операции. Он прошёл все круги Дантова ада, сполна испил всю горечь бытия.