Торе Рахман – один из ярких представителей таких труднопереводимых поэтов. Не случайно, наверное, и эту его книгу перевёл именно казах, хорошо владеющий русским языком и вместе с тем с молоком матери впитавший родной казахский колорит и менталитет. Я хочу сразу отдать должное этому переводчику, Орынбаю Жанайдарову: ему выпала нелёгкая доля и нелёгкая честь.
Торе Рахман – очень выразительный и вместе с тем нехрестоматийный, не классически «ориентальный» стихотворец. В его поэзии действительно присутствует очень современный, скорее даже европеизированный, трагический философский подтекст. Не исключаю, что этот подтекст во многом и обусловлен именно паузами, некими смысловыми лакунами, присутствующими в его работах и дающими волю, простор нашему читательскому воображению и соразмышлению.
Монолог мустанга
Вы не ждёте того, что из седла вас выброшу я,
Ждёте вы обычного бега гладкого от коня…
Вы коней обучаете…
А я всё равно
Разорву все преграды, как вихрь огня!
Вы того, кто не внял вожжам и дрессуре,
Крепко свяжете, в цепи закуёте, в натуре…
А вот я
Разобью ограды, преграды
И свободно взлечу над степью, над такыром, над бурей!..
Кто умеет летать, знает цену и смысл свободы,
Не смогу я взлететь – друг заплачет,
а враг – засмеётся, заржёт…
В моих тонких ногах порвутся жилы от боли:
«Я приветствую вас, о мустанги, вольный народ!»
И лечу я над степью, реву, ржу и рычу,
Вы внизу там, на месте,
И не к вам я лечу…
Мне б найти мой косяк, мой вольный степной косяк,
И тогда я достиг бы мечты своей – чу!..
В недавнем разговоре со мной Торе назвал целую группу, на его взгляд, очень одарённых поэтов-казахов, пишущих на родном языке: Абзал Бокенов, Корганбек Аманжолов, Туртай Садуакасов… Честно говоря, самого-то Торе Рахмана я знаю, встречался с ним в Астане, в Национальной библиотеке, а вот перечисленных им, к сожалению, не знаю. Не знаю, видимо, ещё и потому, что их либо вообще не переводили на русский, а если и переводили, то весьма избирательно или ограниченно. Сейчас много говорят о возрождении нашего общего, постсоветского культурного пространства, культурной сферы. Потому что если и есть нечто, кроме экономики, кроме совместно нажитого опыта выживания в переломные времена, то это, конечно же, не в последнюю очередь родственное понимание каких-то неделимых, не разъятых, не разъединённых той же политикой и конъюнктурой нравственных ценностей, образцов красоты, золотых россыпей человеческой мысли, да и культуры в целом. И если говорить о воссоздании нашей общей живительной духовной ауры, то в неё надо вовлекать не только то, что поближе лежит, но и извлекать из первородных национальных глубин и глубинок нечто другое, «подкорковое». Знакомить, того же русского читателя и с незнакомым, не всегда линейно понятным. Я приветствую переводы Торегельды Рахмана на русский. Возможно, это начало большого и плодоносного пути. И со временем придёт настоящее, не шапочное знакомство и с теми его сотоварищами по цеху, которых назвал он в недавнем памятном разговоре со мной. Думаю, что это пойдёт на пользу не только для лучшего понимания и взаимопонимания между отдельными литераторами, людьми, но и между нашими народами тоже.