***
Опять война свистит свинцом, всё повторилось в мире бренном.
Дрожит контуженное древо, над сыном плачут мать с отцом.
Опять строке покоя нет, она бежит к военной теме.
Все краски тонут в тине теми, и глаз не радует рассвет.
В огне – последняя черта, в окне – час от часу не легче!
Со вкусом крови человечьей в колодце времени вода.
О мире ангелы поют, а мир сегодня слышит бесов.
Остановиться на краю лишь может тот, кто видит бездну.
Редеют ратные ряды, войны проклятой чёрен остов.
Но мир жесток, и через кости вновь пробиваются цветы.
Бегущих дней не удержать, и это время станет былью.
И лишь кресты культями крыльев смятенно будут высь шатать.
Падёт война, вернётся сон – все камни зла на дно ложатся!
Лишь будет долго рябь держаться на вековой воде времён.
***
Это время со мной уживается только во снах,
Наяву, как не тщись – ни в какие ворота не лезет.
Нет защиты от зла. Поскорей бы настала весна!
Пахнет дулом дух века, и небо пропахло железом.
Свет мелеет в душе, за окошком метель мельтешит.
Повернуть бы обратно, содрав задубевшую кожу…
В пустоцветах былого соцветия нет, не ищи –
Говорила мне мама, и тихо вздыхала о прошлом.
Будешь первой, но с краю – ещё предрекала. Зачем?
Жизнь бывает жидка, но ведь хочется жиру немного.
Жить бы, а не служить, и не знать одиноких ночей,
Опираться на дух, как на посох всевышнего Бога.
Белит наволочь ночи февральский, шальной снегопад,
Угол угольный прячет вчерашние страхи и боли.
Время тикает миной – распутье, распятье, распад.
Этот звук, этот зуммер всего лишь прелюдия сбоя.
Как охота порой всех охотников разоружить,
Ход не дать холодам, разорвать безнадёжия невод.
Руки греть над луной, рядом с Богом и звёздами жить,
И молиться за слабых, сняв комнату с выходом в небо.
Как порою болит, и трепещет в потёмках душа…
Сделав шаг, а не взмах, бродит голой в голимую стужу.
А вернувшись обратно, крылами тихонько шурша,
В сухожильях жилища стихает. Прости меня, Боже.
