Так простоял, как мне казалось, долго, прижимаясь к тёплому камню. Уже совсем стемнело. На моё везение появилась луна, осветив, как прожектором, всё кладбище. Видно было чётко, но я весь вытянулся, даже приподнялся на цыпочки, для лучшего обзора, там дальше.
Вера мирно щипала травку в небольшом пологом овражке. Странно было это видеть, среди ровной высокой травы и вдруг небольшая ложбинка, усеянная мелкой ромашкой, ломким шалфеем и стелющимся по земле древовидным чабрецом.
У края ложбины, на земле, согнувшись, как от удара полусидел-полулежал человек и …выл!
Выл, так, что у меня ноги стали ватными. Выл по волчьи. Выл, катаясь, раненым зверем по земле, как от страшного удара, как от острой непереносимой боли. Выл, царапая землю голыми руками. При каждом звуке сжимаясь и складываясь пополам.
Я узнал, скорее догадался — это был дневной гость деда — Фархат. Что случилось? Я не понимал. Но чувствовал, большое горе открылось этому человеку и горе- это он едва осилил.
Я вновь прижался по- прежнему тёплому камню и замер, не зная, что предпринять. Казалось, что весь этот вопль предназначался слуху животного. Голова Веры как раз находилась на уровне корчившийся фигуры. Лошадь тем временем, то переступала стройными ногами, то мотала, пофыркивая головой и отгоняя вечернюю мошку.
Наконец, человек замолчал. Вечер уже свернул свою хлопотливую жизнь, но ночь ещё не полностью раскрыла свои покойные объятия. Было тихо.
Вера подняла голову, затем наклонилась вперёд и потянулась всем телом к Фархату. Принялась, не торопясь своими мягкими губами перебирать его ярко- белую, в синеющих сумерках, голову, забираясь на шею и плечи. Смахивая длинным языком прилипшие стебли травы и цветков, как бы утешала и сострадала ему. Он же внизу, на земле, то ли устал, то ли замер от нежданной ласки большого животного. Прошло несколько мгновений. Наконец, поднялся с колен, обнял Веру и горько заплакал. Она же в ответ положила свою умную голову на плечо плачущему человеку.
Я догадался — Вера стала, так же, молчаливым свидетелем немой сцены, только пришла она сюда по собственной воле.
Постояв немного, успокоившись, мужчина, вдруг, отошёл от края оврага и, поклонившись на три стороны, прошептал при этом что- то, далее омыл лицо руками, соединив на мгновение руки под подбородком. Проделав всё это, порывисто обнял лошадь, и, оттряхнув одежду от налипших трав, сильно раскачиваясь, пошёл через кладбище в сторону посёлка.
Уже в полной темноте я привёл Веру домой. Привязал и напоил лошадь. На все бабушкины тревожные вопросы отвечал односложно. Быстро умылся и лёг спать, накрывшись лёгким покрывалом с головой. Об увиденном никому ничего не сказал.
Всю ночь не отпускала увиденная сцена: плачущий мужчина и утешающая голова лошади у него на плече.
Видно родина каждого встречает по- разному. Кому- то раскатывает карту южных степных дорог, кому- то становится родным куском земли с тремя саманными домами и колодцем посередине, а кому-то выписывает казённую бумагу и овражек на сельском кладбище.