…После возвращения из поездки Бауке пригласил меня домой. Я видел знамя кубинской дивизии, почетным командиром которой он был там назначен. Фотографии, где изображен полковник Бауржан Момышулы, принимающий военный парад в его честь. Видел ворох газет с материалами, отражающими моменты его пребывания на острове свободы. Где, в каком нашем музее хранятся эти материалы? Опять и опять приходилось вспоминать слова поэта: «Лицом к лицу лица не увидать: большое видится на расстоянии». Чтобы увидеть большое, надо, вероятно, самим быть большими. Уметь подниматься над ворохом мелких обстоятельств, чтобы увидеть и оценить главное в человеке, то, чем он ценен для народа и его культуры.
О Рахимжане Кошкарбаеве
Однажды мы пошли в баню на Октябрьской улице. Директором этой бани был Рахимжан Кошкарбаев. Я слышал о нем раньше, но не был знаком лично. Мы зашли к нему в кабинет, представились и побеседовали.
…В те дни в Союзе писателей мы готовились к очередной дате, связанной с Великой Отечественной войной. И я выступил перед нашими писателями с предложением подготовить к этому юбилею сборник, куда вошли бы воспоминания солдат: «Если кто-то воевал, пусть напишет свои воспоминания, если нет, пусть найдет соседей-фронтовиков. Запишите их рассказы. Мы соберем их в сборник и издадим».
И уже при второй встрече с Кошкарбаевым я предложил ему поучаствовать в этом: «Вот Вам тетрадка, напишите от руки на нескольких страницах. Что было тогда, 30 апреля сорок пятого в Берлине?»
Он согласился: «Да, это я могу написать. Я тогда был командиром взвода, у меня был ординарец Григорий Булатов. Мы лежали, стрельбы уже не было. Где-то отдаленно раздавались выстрелы. Справа от нас метрах в двухста стоял разрушенный дворец. Я знал, что это был немецкий Верховный Совет – Рейхстаг. Было видно, что там никого нет. Я решил посмотреть, проверить. Мы с Булатовым доползли, хотя уже можно было передвигаться короткими перебежками, но решили не рисковать. Пули вокруг не свистели. Доползли, встали, смотрим – высокие двери были открыты, некоторые выбиты. Рейхстаг пустой, крыша разрушена.
А на мне под гимнастеркой был штурмовой флаг, обернутый вокруг торса. Обычно перед тем, как войти в город или поселок, командирам выдавали эти флаги. И мы, как отвоевывали дом, тут же размещали флаг, чтобы следующие за нами солдаты не атаковали его, знали, что он уже наш. С этой целью штурмовые флаги распространяли среди командиров рот и взводов. И у меня как раз оказался. Я вижу: Рейхстаг уже, по сути, взят, вытащил флаг, хотел водрузить – а прикрепить не к чему. Тогда я Булатова посадил на плечи, и он прицепил наш флаг повыше, над дверью.
Вдруг слышим внутри какие-то женские голоса. Мы взводим автоматы, заходим. Смотрим – две женщины с чемоданами, ходят, что-то собирают. Говорят по-русски. Мы на всякий случай: «Хенде-хох! Руки вверх!». Вывели их. Спрашиваем: «кто вы, откуда, что делаете?»
«Да вот, вещи собираем, но здесь ничего нет, все пусто.»
Выяснилось, что эти женщины были когда-то пригнаны сюда из России.
И через некоторое время видим – через площадь бежит какой-то наш солдат. Я его остановил, поручил ему отвезти этих женщин в часть. А сами с Булатовым вернулись к себе. Я доложил своему командиру. Тот передал дальше: штурмовой флаг на Рейхстаге. И 2 мая в фронтовой газете на первой странице сообщение: «Славные сыны казахского народа Кошкарбаев и украинского – Булатов водрузили флаг на взятом Рейхстаге». Каждого наградили орденом Красного знамени. Мы довольны, все хорошо. А потом узнали продолжение истории.