– Сама судьба свела наши пути! Я буду ждать с нетерпением той минуты, когда смогу вернуться к тебе, Бопайжан! – только и успел сказать влюбленный султан.
Зардевшейся Бопай казалось, что сердце ее вот-вот выскочит из груди. «И я благодарна судьбе, что повстречала вас, дорогой мой! Теперь мне не забыть ваших слов… Я лечила вас, но в тепло рук вкладывала чуть больше, чем утоление вашей боли, и притянула к себе… И сама себя убедила, что встреча наша – это воля Аллаха. И зная теперь, что рождена для вас, я готова ждать сколько угодно. Знайте об этом и отправляйтесь в путь. Я буду ждать вашего возвращения и буду скучать…» Бопай не могла сказать этого вслух и дала знать о своих чувствах лишь взглядом, тайным языком сердца. Понимавшие друг друга без слов и слышавшие друг друга сердцами, в большем они и не нуждались. Так же безмолвно они обняли друг друга и так же безмолвно попрощались…
Прибывшие за Абулхаиром джигиты уже подготовили к дороге его серого в яблоках коня, довольно ожиревшего за этот месяц пребывания у Мырзатая. Султан, выйдя из дома, быстро вскочил в седло и тронулся в путь, не оборачиваясь: с каким-то суеверным чувством он подумал, что если оглянется в сторону ставшего ему родным дома, где осталась его возлюбленная Бопай, он может не вернуться назад…
Абулхаир пустил коня рысью, не подгоняя его камчой, и чем больше он отдалялся от аула Сюиндика, тем сильнее становилась тоска по той единственной, чей чистый образ завладел всем его сознанием, всей душой. Аул адайцев, где жила его милая Бопай, по мере удаления тянул назад, словно наброшенный на коня аркан. Сил ему придавала только вера в то, что скоро он вернется туда…
* * *
Этим летом дожди были редкие и скудные, потому степь не баловала кочевников обилием травостоя. До июня весенние запасы влаги еще поддерживали растительность, а теперь даже худосочные серовато-зеленые полынь, изень, пырей и ковыль пожухли и пожелтели. В середине лета, когда на ночном небе засверкали Плеяды3, Сюиндик, как старшина аула, перевел всех к более полноводному низовью реки Жем. Но и здесь холмы, когда-то покрытые сочной зеленью, теперь были сухими, и истощенные от нехватки травы табуны паслись лишь по оврагам и вдоль проток. Озабоченный пропитанием лошадей Сюиндик все лето менял направление перекочевки.
Мырзатай в эти дни практически не слезал с коня и вместе с другими джигитами неделями сопровождал табуны, выпасавшиеся вдали от аула, а со своими виделся лишь изредка. Бопай иногда помогала отцу, отправляясь в разведку по округе, но больше находилась в юрте брата, чтобы не оставлять в одиночестве свою невестку Акторгын, ожидавшую появления ребенка.
Беспрерывно кочуя с места на место и перегоняя уныло тянувшиеся друг за другом табуны, Сюиндик сам искал лучшие места для выпаса. Кроме того, приходилось день и ночь караулить лошадей. Мало было засухи, так еще и торгауты то и дело совершали дерзкие набеги на аулы адайцев, да и баранта со стороны некоторых соседствующих родов не была редкостью.
С Сюиндиком ездили обычно три-четыре джигита, а иногда он привлекал к общему делу и Бопай. Чтобы быть готовой в любую минуту выехать в степь, она держала рядом с домом стреноженного игреневого трехлетнего жеребца, объезженного прошлой осенью и отличавшегося выносливостью и спокойным нравом.