В предрассветный час ей привиделся удивительный сон. Женщина почтенного возраста, голову которой покрывал большой белый платок – жаулык5, гладила теплой ладонью ее лоб, и глаза незнакомки излучали свет такой всеобъемлющей доброты, что сердце Батимы охватила сладкая истома. Она приоткрыла глаза и подняла руку, желая удержать хоть на миг эти заботливые ладони, но ощутила лишь легкое дуновение, словно ее коснулось крохотное нежное облачко. «Доченька, айналайын!4 Тебе дано особое дарование, береги его! Отныне страждущие будут находить у тебя исцеленье. Из священного мира твоего знатного предка Табыная я пришла к тебе с посланием, и, когда провела ладонью по твоему лбу, ты получила в дар это особое умение… А теперь спи безмятежно, светик мой! Всю давившую твое тело тяжесть, всю усталость я сниму рукой. С утренним светом ты встанешь полной сил!» – сказав это, женщина исчезла.
Батима будто приподнялась осторожно на цыпочки, боясь рассеять белое облако, легшее возле ее ног, и вдруг взлетела… Долго ли она летала, она не могла бы сказать, но в какой-то момент ее ноги коснулись земли, и она проснулась. Проснулась с ощущением бодрости и, едва открыв глаза, посмотрела на свои руки. То место на ладони, где во сне ее легко коснулось облачко, теперь горело…
Это загадочное видение, предзнаменовавшее проявление целительских способностей, пришло к совсем юной Батиме во сне в первую ночевку на новом становище. И после на протяжении всей ее юности никогда уже: ни днем, ни ночью, ни ранним утром, ни в вечерние часы – особое обжигающее волнение не покидало ее. Бывало, она прикладывала горячие от внутреннего жара ладони к голове невестки, мучавшейся мигренью, или давно болевшего аульного пастуха, – и боль их утихала, а ее сердце начинало биться чаще.
Мать списывала эту особенность Батимы на переходный возраст и не придавала ей значения. А Сюиндик, изредка видя ее уникальные способности, по-отцовски считал их лишь неуместным проявлением капризного характера избалованной дочери.
…Тем летом аул Сюиндика несколько раз перемещался с места на место в поисках наиболее богатых пастбищ, двигаясь вверх по берегу реки Жем1. Сочное разнотравье подножия массива Муналжар, земли его предков, стало, наконец, лучшим джайлау для многочисленных табунов Сюиндика, здесь он и остановился.
В то время калмыки с завидным постоянством совершали набеги на территории вдоль русла реки Жем, переходили на эту сторону Едиля2 и угоняли у казахов лошадей целыми табунами. Главной целью набегов была добыча выносливых адайских скакунов, необходимых калмыкам в их нескончаемых военных походах.
Батыр Алтай из рода ак-кете и Карак-батыр из рода мангытов объединили свои силы, чтобы защитить от проникновений калмыков земли, расположенные по берегам Жема, и привели тысячное войско в местность, где стоял аул Сюиндика.
Мырзатай, у которого едва пробивался пушок над верхней губой, собрал отряд таких же молодых вооруженных джигитов из стоявших поблизости адайских аулов и намеревался объединиться с воинами двух батыров. В те дни, когда Мырзатай занимался недалеко от аула подготовкой лошадей, подбором луков и копий, снаряжением джигитов в поход, рядом с ним находилась и Батима, одетая в легкую походную одежду, какую обычно носили юноши. Брат не отказывал ей в участии в этом деле, и не только потому, что ей нравилось стрелять из лука. Он хорошо знал характер сестренки: своенравная и настойчивая, она всегда добивалась своего.