– Поздравляю! У тебя родился батыр?
– Да, только родители Дженни не могут выговорить имя. Элом зовут.
– Мушенька, пришли фотки? У меня вотсап на этом же номере.
– Конечно, Полина, сейчас скину. Я через месяц прилетаю к родителям, они так и живут в Карасу. Встретишь меня?
– Конечно, Мушенька, давай, до скорого!
Глава 3. Альма-матер
Мысли мои потекли вспять. К истокам. К этому обшарпанному жёлтому зданию, с которого всё начиналось. Колледж декоративно-прикладного искусства им. Тансыкбаева все называли просто шарагой. Так он и выглядел: тёмные длиннющие коридоры, где всё время перегорали лампочки. Двери мастерских без табличек. Кое-где краской было намалевано «405» или «303». По коридорам, с шумом и гиканьем, пробегали студенты, одетые в тряпьё из реквизита.
Я вошла в это заведение в плиссированной школьной юбочке, а уже через год каталась по перилам в рваных джинсах с колокольчиками. Наш натурщик Куат однажды пошутил. Когда я ехала по перилам, он встал внизу и раскинул руки: «Лети ко мне, птичка!» В последний момент отошел в сторону, и я шмякнулась прямо под ноги нашему завучу. Да-да, тому самому, что называл нас алкоголиками и наркоманами. Полёт был зафиксирован на уровне руководства. Так я стала Птицей.
Музыка «Doors» и «Nirvana». Тёплый портвейн в тетра пакетах. Мы пили всякую гадость. Ели китайскую лапшу, заваривая её в чайнике с натюрморта. Резали на мелкие кубики отвратительную розовую колбасу, засыпали её в лапшу и пировали.
Это сейчас мы пьём испанское сухое вино и цедим мартини. А тогда крепкий молодой организм поглощал всё, что ему давали. Нам было по пятнадцать-шестнадцать лет.
На Наурыз во дворе шараги препода готовили плов для всех. Разжигали костёр, ставили огромный казан. Высыпали туда длиннозёрный узбекский рис. Полдня варили. Не знаю, где они брали деньги, сами же были нищими. Мы выходили и становились в очередь за пловом, держа в руках, кто кружку, кто миску, а кто и строительную каску. У нас не было проблем с посудой: всё, что нужно, брали с натюрмортов или в реквизите.
Мы считали себя неформалами и презирали всех остальных. Наша шарага соседствует со сто пятой школой, элитным заведением. Когда «стопятые» группками тусовались в нашем дворе, кто-нибудь «случайно» выливал в окно грязную акварельную воду. Один раз маленький Антошка выкинул стул, метясь в «стопятых». Стул с треском разлетелся перед носом у нашего директора, входящего в здание. Вот тогда влетело всем. Траекторию стула проследили и прошерстили все аудитории, откуда он мог выпасть. Студентов по очереди вызывали к директору и допрашивали – кто выбросил стул из окна? Разумеется, все знали, но Антона никто не сдал.
Мушенька был очень трудолюбивым. Он не пил с нами, не ходил на рок-концерты. Он сидел в мастерской и корпел над заданиями, вдохновляясь старыми черепками и муляжами фруктов.
На втором курсе у нас сменился рисовальщик. Ушёл романтичный Олег Михайлович, и на его место пришёл Анвар Сакенович, пожилой человек с жёстким характером. Он был заслуженным художником-графиком на пенсии. Железной рукой он рвал и выбрасывал всё, что, по его мнению, было недостойным.