— Бәрекелды! Вот это голос-голосище!..
— Керемет!
Со всех сторон потянулись новые слушатели, и вскоре людское море заколыхалось перед батыром-жырау. Подъехали даже караульные и слушали, сидя на конях. Ночь сгустилась сильнее, звёзды заблестели ярче, тонкая двурогая луна ничего не освещала, лишь языки костров лизали пятки тьмы.
Кто-то крикнул:
— Олжеке, спой о Жасыбай батыре!
Олжеке снова тронул струны и заиграл жыр о брате Жасыбае, погибшем от калмакской пули. В этот раз он настроился на трагический лад и его дрожащий скорбный голос взлетел над воинами, надрывая душу и вонзаясь в сердца. Восторг слушателей сменился печалью и ощущением невозместимой утраты; на глаза суровых воинов набежали слёзы, к горлу подступил горький ком. Все почувствовали, как вместе с дымом костров аруах погибшего Жасыбая возносится к далёким звёздам. Голос певца, горяча кровь, наполнял сердца мстительной яростью:
— Қорқып, қорқып батыр болдық!..*
Голос стал твёрже, яростнее и зазвенел, как стальной клинок в бою.
— Ел-жұртты қорғайлап, өлімге жүрміз бас байлап.**
Батыр-жырау продолжал заводить воинов. Их души ожесточились, лица напряглись, и свет костров отражался в горящих гневом глазах.
— Солай, солай!.. Правильно! – закричали со всех сторон.
Олжабай вскочил и, потрясая домброй, бросил в толпу старый воинственный клич:
— Калмак кырылсын!… Жау қашсын!..***
Сначала эти слова подхватили несколько голосов. Потом всё больше и больше, и, наконец, возбуждённая толпа, потрясая оружием и повторяя за батыром, заорала в унисон:
— Жау қашсын!.. Жау қашсын!.. Жау қашсын!..
Рёв толпы разошёлся во все стороны, как круги на воде от брошенного камня. В совместном скандировании разнородное ополчение забывало о мелких обидах и разногласиях, обретало чувство единства и укрепляло воинский дух. Олжабай этого и добивался.
Жеке-батыр Сейтен орал вместе со всеми и в порывах ярости стучал саблей по шлему. Но, когда он посматривал на жигитов из караула, к его безмятежной радости подмешивалась неясная тревога.
*Боясь, боясь, мы стали батырами (каз)
**Защищая народ, мы за шею привязаны к смерти (каз)
*** Смерть калмакам! Пусть враг бежит! (каз)
Одно сердце на двоих
Утром хозяин долго искал Жалынкуйрыка, и нашёл в зарослях карагана недалеко от калмакского холма. Жеребец лежал со связанными ногами, рот его был в кровавой пене, на брюхе был разрез. Коня убили по-монгольски – вырвав сердце. О, алла! О, аруахи! Что произошло? Сейтен, охваченный горем, метаясь по берегу Иртыша и Шагана, обшарил все вокруг. Ничего! Лишь многочисленные следы копыт вели на берег Шагана и уходили в воду. Дело было сделано ночью, видимо, когда караульные слушали песни Олжабая. Сейтен хотел поговорить с начальником караула Тлек батыром, но не смог его найти. То он ускакал проверять дальние караулы, то у его коня потерялась подкова, то, вот только что он был здесь и вдруг куда-то ускакал. Явно избегал встречи – рыльце то в пушку. Проклятый трус! И жигиты его — ротозеи и олухи! Песни им, видите ли, захотелось послушать… Эх!..
Сейтен вернулся к трупу Жалынкуйрука. Вороны с карканьем улетели. Батыр взял в руки заклёванное птицами, сморщенное лошадиное сердце и ощутил острую боль в своей груди – это ведь и его сердце. «Екеумізде бір жүрек… екеумізде бір жүрек, – он застонал и заскрипел зубами. — Как недолго оно билось в широкой лошадиной груди, в молодом и мускулистом теле! Бай, бай, Жалынкуйрык! Зачем ты покинул меня, мой благородный жануар? Кто же твои вероломные убийцы?.. Эх, мы с тобой ещё погоняли бы их псиные стаи, если бы не тлековские ротозеи!»