Мурат Уали
Жалынкуйрык
Аттан!
Крики «Аттан! Аттан!» и тревожные звуки дабыла разбудили сонный аул. Сейтен, выскочив из юрты в одних подштанниках, увидел всадника, стучавшего камчой в барабан-дабыл. За спиной у него торчал флажок с родовой тамгой торе-чингизидов. «Гонец от отца, значит предстоит поход. Наконец-то!», — обрадовался юноша…
Всадник осадил покрытого пеной коня возле соседней юрты его матери. Конь исходил паром и затравлено хрипел; обессиливший от долгой скачки гонец сполз с седла, отряхнулся и встал, пошатываясь, возле входа. Мать в камзоле и белом кимешеке вышла навстречу и протянула тегене с кумысом. Пока жигит пил, опустившись на одно колено, она что-то приказала слуге, и тот побежал в сторону загона. Напившись, гонец на словах передал поручение султана. Слуга привёл свежего коня, а служанка принесла свежий войлочный потник. Взбодрившийся жигит перебросил седло на свежака, затянул подпруги, привязал к луке дабыл, вскочил верхом и, громко стуча и крича:
— Аттан!.. Аттан!.. Аттан!.. — проскакал по аулу и скрылся за ближайшей сопкой.
Призыв «По коням!», означающий сбор ополчения, разворошил аул, как муравейник. В шуме и гаме сборов слышались радостные возгласы мужчин, причитания оставляемых женщин, плач детей, звон оружия, лай собак, нетерпеливое фырканье и ржанье лошадей. Пыль от человеческих ног и конских копыт поднялась и заклубилась над растревоженным аулом.
Сейтен, как и остальные жигиты, оседлал походного иноходца, собрал кару-жарак и саут-сайман/ оружие и доспехи и побежал прощаться с матерью. Мать – третья жена Султанбет султана — женщина зрелых лет с красивым белым лицом в обрамлении белого кимешека, расшитого крупными жемчужинами, зашивала бумажку с изречением из корана в треугольный кусочек лошадиной кожи. Закончив шить, подозвала сына. Сейтен встал перед ней на одно колено, и она повесила тумар-оберег на его шею:
— Да хранит тебя Алла, сынок! — и поцеловала в лоб. Слёзы заблестели в её глазах.
— Анá, не переживайте. Я увижу отца, братьев, — Сейтен попытался её успокоить. – Нас много. Мы победим.
— Кұдай қаласа. Кұдай қаласа, — повторяла мать, обнимая сына и прижимая его голову к животу. Сейтен расцепил её руки, поднялся и захватив приготовленные для него коржун6 с продуктами и бурдюк с кумысом, выбежал из юрты. «Наконец-то! Наконец-то!», – шептал он про себя, привязывая к походному иноходцу боевого жеребца Жалынкуйрыка и ещё одну запасную лошадь.
*
Честолюбия, как и любому торе-чингизиду, юноше было не занимать, но приставленный отцом наставник-аталык твердил, что, как младшему сыну, ни место отца, ни, тем более, ханство по очереди не светит – перед ним четверо старших братьев. Рассказы аталыка — в прошлом прославленного героя Алтай батыра, а теперь пожилого мужчины, покрытого шрамами и прихрамывающего на одну ногу, о легендарных битвах прошлого, о победителях поединков – жеке батырах, заронили в воспитаннике неукротимое желание стать таким же воином. Старый батыр тренировал воспитанника, а тот тренировал боевого коня Жалынкуйрыка. Оба с успехом осваивали курс молодого бойца.