Где не достроен дом, отец в больнице,
У брата сыпь, нас дразнят пацаны.
Но синяя поёт о счастье птица,
По радио, на зорьке для страны.
Меня не провожает в школу мама.
Одна — задворками, по роще, весела…
Святые, словно ангелы во храмах,
Встречаются мне жители села.
Какие люди были! — в шрамах оспы,
Корявые, увечные с войны…
Но ясные в глазах сияли звёзды.
В них было столько веры и весны.
Картина, начатая смелыми мазками художника-импрессиониста, по мере чтения перевоплощается в суровый соцреализм — подчёркнутое внимание к непарадной стороне жизни, скромности быта, корявости лиц… Однако импрессионизм вновь возвращается, окрашивая всё неповторимым светом ностальгии. Становится ясно, что, выделяя обыденные моменты жизни, поэт показывает, что в той, ушедшей навсегда великой стране доброта, надежда, уверенность в завтрашнем дне были привычной нормой. Эти простые ценности, от которых отрекается сегодня мир, ошалевший в конвульсиях постмодернизма, эти ценности — вечны. В этом состоит кредо Оли Шиленко. и за него она готова постоять.
Пусть за хибарку переплачено,
но жизнь в ней шла, как у богов.
Казалось, мы пустились в плаванье
меж островами облаков.
Светило узкое оконце,
менялись тени гор и слив
и кубометров сорок солнца
плескалось в доме, как залив.
К нам возвращались Григ и юность
и нам ночами не спалось.
Какие добрые июни
ещё испить нам довелось.
Пусть тыщи звёзд уже подслушали
о наших странствиях земных…
Но яблоко едва надкушено.
Я продолжаю свой дневник…
Вновь эти тропы прорастают из самой что ни на есть обыденности. Причём неказистость быта даже чуть преувеличена: хибара такая ветхая, что за нее переплачено. И одновременный смысл: такие непрактичные персонажи, что даже не смогли сторговаться по поводу убогого жилья. НО!.. дальше образы легко и непринуждённо поднимаются до космических высот. Меж островами облаков, через сорок кубометров солнца, которые «плескались в доме, как залив», переворачивая время («к нам возвращались Григ и юность…»), «испив добрые июни» — стихи доводят нас до «тыщи звёзд», которые «уже подслушали о наших странствиях земных» — буквально метафора на метафоре. А надкушенное яблоко в этом контексте — уже не только реальный фрукт, но и ньютоновский символ Познания, и в то же время библейский символ Запретного плода, плотской любви… Причем «яблоко ЕДВА надкушено», и всё самое интересное ещё впереди: «Я продолжаю свой дневник» …
В любовной лирике каждого поэта особенно ярко проявляются самобытные стороны его дарования. У Оли это — насыщенный метафорический стиль, контраст между микро- и макромирами, изменения пространства и времени в разнообразных пропорциях и, конечно же, ностальгические мотивы, когда прошлое просвечивает сквозь настоящее.
Погрузи меня в свою реальность.
Обрати меня в свою зарю.
Не гореть мне свечкою венчальной.
Серебристым явором горю.
Мне светло в твоей любви, как в храме,
И тепло, как в солнечном дворце.
Помню я, как жили светлой ранью
С пламенем блаженства на лице.
Пусть сквозит косой, слепящий ливень,
Как гиперболоид меж сердец.
Всё равно отчаянно счастливой
Жизнь несёт терновый свой венец.