Максим Подкин
Во имя жизни!
Иван Ильич вышел из дома и направился в школу. Майское солнце пригревало вполне по-летнему, поэтому, подполковник в отставке сегодня не стал прятать мундир под верхней одеждой, оттого выглядел особенно импозантно. Синий китель, перетянутый жёлтым ремнём, ладно сидел на его стройной фигуре, фуражка с красным околышем прикрывала седые, но всё ещё густые волосы, медали позвякивали, посверкивали.
Школа встречала кумачовым транспарантом «Никто не забыт – ничто не забыто. Сорок лет Победы в Великой Отечественной войне».
Шёл урок и вестибюль был пуст, хотя не совсем. Спешил навстречу ветерану директор:
— Здравствуйте, Иван Ильич, — приветствовал он подполковника, — сейчас закончится урок, и через двадцать минут в актовом зале, я вас представлю, а потом выступите. Речь подготовили? Вопросов не боитесь?
— Не беспокойтесь, подготовил. Расскажу немного. А вопросов не боюсь, всё-таки, сам преподавал, да и многое успел обдумать за сорок лет, — улыбнулся Иван Ильич.
— Да, конечно, конечно, — засуетился директор, окликнул молодую учительницу, — Ирочка, твоим заботам гостя поручаю.
— Тогда я в надёжных руках, — вновь улыбнулся ветеран.
Актовый зал был полон. Собрались все школьники. Синяя форма мальчишек, коричневые платья с белыми фартуками девушек. Впереди октябрята, в средних рядах выделяются пионерские галстуки, позади комсомольцы – старшеклассники. Кое-где в зале цветы, учителя приглядывают за своими подопечными.
— Ребята, товарищи, друзья. Сейчас перед вами выступит ветеран Великой Отечественной войны, подполковник Иван Ильич Трофимов. Иван Ильич в сорок первом году закончил нашу школу, а зимой сорок второго года ушёл на фронт. В тяжёлые дни бился он с немецко-фашистскими захватчиками за свободу и независимость нашей Родины. Потом закончил военное училище, находился на преподавательской работе, за годы войны и мирной службы Иван Ильич награждён тремя орденами и множеством медалей. Поприветствуем.
Раздались громкие аплодисменты. На сцену вышел Иван Ильич.
— Дорогие ребята, будущие защитники Родины. Гляжу на вас и душа радуется, какая прекрасная молодёжь растёт. А какое прекрасное синее небо сегодня…
*
Он говорил. Говорил о том, что война – это тяжёлое испытание для всего советского народа, говорил о невероятном напряжении сил, о единстве фронта и тыла, немного рассказал о маршалах Победы. Он говорил о том, что война – не только подвиги, а ежедневный тяжёлый труд.
— Помните крылатые выражение генералиссимуса Суворова: «Тяжело в учении, легко в бою», — педагогический момент, — и помните, мы воевали за то, чтоб больше не было на земле войн.
— А как же Афганистан, — выкрикнул кто-то с задних рядов. К нарушителю тишины рванулась какая-то учительница.
— Ребята, давайте поблагодарим Ивана Ильича за интересный рассказ… — начал было директор, но ветеран поднял руку.
— Позвольте, я отвечу на вопрос. В Афганистане мы помогаем братскому народу ДРА установить справедливую власть. К сожалению, да, там стреляют, наши солдаты и офицеры мужественно выполняют свой интернациональный долг. Но всё-таки, нельзя сравнивать масштабы. И небо сейчас действительно чистое.
*
Конечно, Иван Ильич понимал, что там идёт настоящая война, там гибнут люди, такие же мальчишки, какими были и они сорок лет назад, чуть старше вот этих, сидящих перед ним на задних рядах школьников. Но далеко не всё, о чём он думал и что он знал можно было говорить вслух.
*
Зал снова зааплодировал.
— Теперь вопросы, — сказал директор.
С передних рядов тянул руку какой-то шустрый малец.
— Скажите, вам было страшно на войне?
— Страшно? Как говорится, боятся все. Было и страшно. Были бомбёжки, рвались рядом снаряды, но мы брали себя в руки и шли дальше, воевали и победили. Страх – это преодолимо.
*
Воспоминания нахлынули как-то вдруг. Да, и бомбили их, и накрывало артиллерийским огнём. Но один случай запомнился сильно.
Майское наступление на Харьков обернулось катастрофой. Бойцы выходили к своим разрозненными группами. Ивану Ильичу повезло, через пару дней в одиночку он наткнулся на сравнительно большую группу окруженцев, которой командовал капитан – артиллерист. Через две недели продвижения с боями, этот капитан и вывел измученный разношёрстный отряд к своим.
После мимолётной радости встречи и осознания, что блуждать уже не придётся, начались проверки. Тогда и понял Иван Ильич, что ничего не закончилось.
Проверяли по одному. Очередь до него дошла не сразу. Было время подумать, было от чего испугаться. В барак, где разместили окруженцев, возвращались не все. А что происходило в особом отделе, никто не знал, оттого и слухи были тревожными.
Наконец, вызвали и его. Особист был вежлив, и в этом таилась какая-то опасность. Спрашивал об окружении, о том, как вёл себя в бою капитан, как командовал.
— Вы ведь не сразу влились в отряд? – вдруг был задан очередной вежливый вопрос.
— Так точно, — только и смог ответить Иван Ильич.
— Почему вы попали в окружение?
И здесь Иван Ильич не выдержал:
— А вам не кажется, что это вы должны объяснить? – он задал вопрос излишне громко, с вызовом, — ну откуда мне, бойцу, знать об этом? Так получилось.
— Так получилось, — хмыкнул особист и что-то отметил в бумагах, — на переформировку.
Что спасло тогда Ивана Ильича? То ли этот дерзкий вопрос, то ли то, что ещё не было знаменитого приказа №227, или же то, что вышли из окружения организованно – этого он не знал, но именно тогда, у особиста, Иван Ильич и испытал страх, которого больше не знал за всю свою фронтовую жизнь.
*
Недолго молчал ветеран, воспоминание сверкнуло молнией,
— Расскажите о подвигах, — спросил какой-то пионер-пятиклассник.
— Подвиги. Подвиги совершали другие. Николай Гастелло, Михаил Паникаха, Зоя Космодемьянская, Александр Матросов, пионеры-герои, комсомольцы Краснодона. Страна помнит и чтит своих героев.
— Не скромничайте, Иван Ильич, — поддержал учеников директор. Тема благодатная, интересная.
— Однажды немецкая разведгруппа вышла на наши позиции, и даже захватили в плен часового, уснувшего на посту, а я обнаружил это, поднял тревогу, потом получил медаль «За Отвагу». Ребята, обязанности нужно выполнять ответственно, а службу нести честно и добросовестно.
Зал засмеялся над недотёпой – часовым, а Иван Ильич вновь вспоминал. Немного не так происходили события майской ночью сорок третьего.
*
Дивизия второй месяц стояла в обороне. Солдаты прижились в глубоких траншеях. Более-менее наладился быт и подвоз горячей пищи стал регулярным. Если бы не постоянные артиллерийско-миномётные обстрелы и прощупывание слабых точек друг друга, то война могла бы напоминать учения.
А бойцы всё-таки уже немного расслабились. Нет, поговаривали, что наступление готовится, но ожидалось оно не раньше наступления лета, а пока стоял май.
В траншеях и блиндажах практически невозможно остаться наедине со своими мыслями. Но иногда всё же очень хочется побыть одному, и Иван Ильич нашёл местечко. Перед окопами, метров за двадцать, стоял подбитый танк, вернее, остов танка. Машина не подлежала восстановлению, поэтому, её так и бросили, на «нейтралке». Вот там, под этим танком, он и оборудовал себе место для отдыха. Корпус надёжно прикрывал сержанта от артналётов, а близость к нашим позициям позволяла безопасно покидать траншею.
Иван Ильич дремал в своём убежище, когда услышал какую-то возню. Между катками танка он разглядел неясную группу и вдруг, по кепкам, по каким-то не нашего покроя масхалатам, он понял, что это немцы. Не задумываясь, он открыл огонь из ППШ.
Как оказалось, потом, это была немецкая разведгруппа. Они подобрались к советским траншеям, сняв наш секрет, и утащили ротного, который проверял ночью посты. Своими действиями, Иван Ильич привлёк внимание к ним, лейтенанта удалось отбить живым и здоровым, вот только в результате начавшегося с обеих сторон обстрела сержант был легко ранен.
Медаль он получил из рук комдива лично. Делу хода не дали, а незадачливый ротный потом долго ещё воевал в дивизии.
*
— Продолжим? Вот вы, девушка.
— А любовь на фронте? – спросила и покраснела юная восьмиклассница, поспешно присев на место.
— Наверное нет, — покачал головой Иван Ильич, — да и когда? Окопы, фронт. Всякое, конечно, говорили, но, наверное, вам ещё рано…
*
Танечка была первой, кого увидел Иван Ильич, очнувшись после тяжёлой операции. Он и сейчас помнил её огромные, васильковые глаза, её рыжую прядку, предательски выглядывающую из-под белоснежной косынки с красным крестом.
— Спи, родной, — прошептала она, или ему показалось, что прошептала.
Иван Ильич улыбнулся, и вновь погрузился в тягучее забытьё.
А после было мучительное выздоровление. Борьба с болью. Он настолько с ней свыкся, что она не занимала его, жила отдельно, окутывала его, и только внутренний озноб напоминал ему о том, что больно. Он знал, что когда-нибудь боль отступит и покинет его…
В этих тянущихся днях в борьбе за свою жизнь, Ивану Ильичу помогала Танечка. Да и какая Татьяна? Метр шестьдесят, стройненькая. Она порхала по палате, рыжим ангелочком, радовала взгляд. Её прикосновения отгоняли боль, пусть на какое-то мгновение, пусть на миг, но как же это много значило тогда.
Госпиталь размещался в здании школы. И таких молодых парней, рядовых и сержантов, была целая палата. Целый зал, коек на семьдесят, вечно хрипящий, вечно стонущий. Но при Танечке становилось тише, и все бойцы с нетерпением ждали смены своего рыжего ангела. Она принадлежала всем понемногу и была для каждого своя. И, наверное, это и была любовь.
1 2