Ербол Жумагулов
https://yandex.kz/video/touch/preview/689550538093264386
я помнил себя издали смеясь
над молодости видом несерьёзным
но чувствовал неведомую связь
неравнодушным космосом со звёздным
рос как сорняк тянулся как умел
ветра терпел дождями обнимаем
в той местности где справа лес шумел
а слева степь медовым пахла раем
горел игрой голы лупил горяч
удары множил солнечными днями
но вышло время сдулся детства мяч
а юность увлекала букварями
прочитанными задом наперёд
заученными забыванья ради
ни сердца ни извилин не берёг
о сокровенном чиркая в тетради
и плыли ночи небо серебря
и слушал я повесой и поэтом
как музыка звучащая в себя
неслыханным захлебывалась эхом
за тенью шторы прошлое давно
но край окна глазам открыт неплохо
и опыта заметно полотно
и лепета недетская лепёха
гомером над взросленьем хохочу
чирикаю души зато не мая
как жить люблю и смерти не хочу
вблизи вблизи себя запоминая
Детство
ясень реколюбивый яркие корабли
душ белизна бумажных ласковое теченье
детство моё сквозное в зарослях конопли
ангелов тонкогласых ясное различенье
помню и свет и цвет вымолвить не могу
шустрое моё время хроники дребеденья
кушал арбуз заката бега на берегу
на спор переплывал долгие сновиденья
дивных поэму звёзд пел я с любой строки
видел как поджигает небо рассветный порох
и облаков читал каракулевые стихи
в точках и запятых выводков легкопёрых
что ещё я там видел что не успел допеть
жил себе не тужил будущим не горюя
вот она подошла очередь повзрослеть
сам себе говорю сам себе говорю я
памятью цепкой впившись в прошлое утепли
сердце иной надеждой зная что через годы
высох сохатый ясень медленно утекли
воды воздушных дней чистого счастья оды
Окно
Пялиться, как малый, на пейзаж:
голубей рождественский форсаж
над холодной музыкой столицы.
Киноварь заката, снег и снег,
точки одинокий человек,
строками убитые страницы.
Тратя жизни лёгкую маржу,
над высокой пропастью не ржу,
не кормлю надеждами надменность.
Алкоголь на выдумки хитёр,
сам себе категорично втёр —
что-то роковую про мгновенность.
И пошла писать-плясать орда,
каждый, мол, с рожденья у одра,
а с одра – у вечной колыбели.
Друг мой, не пои меня виной,
если жизнь — сплошные мир с войной,
то пришла пора для casus belle.
Оседлав айпадную волну,
все спешат на новую войну,
направлять аноды и катоды.
Видит Бог, я сам из тех, кто весь —
шорох спички, пылевая взвесь,
возглас «ах», растянутый на годы.
Но не зря глаза мои замрут:
светится морозный изумруд
на дрожащих геометрах стёкол.
Я тут был, мёд-пиво раздобыл,
половину залпом раздавил,
языком литературно цокал.
Мчит стрела, а птах ещё поёт,
как прекрасен медленный полёт
и светлы небесные чертоги.
Был и есть, хоть шорох или взвесь,
слово «снедь», прочитанное «днесь»,
сердоликий камень у дороги.
