— Лоубакка, запускай насос! – заорал старший в интерком, отчаянно жестикулируя кораблю с берега, – Да он никак опять уснул, ситханская скотина!
«Чуи, да заткнись уже», – неслышно прошептал штурман, стекая на землю и тщетно силясь протереть туманное забрало шлема снаружи.
Командор тактического линкора повстанцев Чубакка бросился к посудине и взлетел по трапу походкой, не предвещавшей ничего хорошего для третьего члена экипажа. В наушниках что-то загремело, рыкнул командор и истошно завопил спросонья механик Лоубакка. Следом загудел насос и содрогнулись туловища шлангов.
Штурман Ганджи не мог больше выносить ни этого гвалта в ушах, ни уксусного своего дыхания, ни вконец запотевшего визора. «Хуже уже не будет», — с этой мыслью он отщёлкнул замок шлема, и, зажмурив глаза, шумно всосал звериным носом свежий воздух новой планеты. Расстегнув до самого пояса взмокший комбинезон, он с наслаждением взъерошил упревшую шерсть на могучей груди, и растянулся под трапом в тени корабля. Над ним туда и сюда громыхали две пары лап, шаркали шланги, из опрокинутой колбы шлема глухо доносились ругательства. А он, так и не протрезвев, лежал с закрытыми глазами и пьянел вновь от чудесного воздуха с привкусом метана.
Тошнота и головная боль понемногу отпускали. Собрав остатки сил, он закряхтел, облокотился на локоть и приподнялся. Исполненный раскаяния, бедолага устремил взор на коснувшееся моря солнце, зажмурился и смачно чихнул. Увлажнившийся от контакта с непривычной атмосферой нос антропоида разом выдал все своё содержимое на обрамлявшие пасть меховые усы цвета охры. Скалясь в глупой улыбке, он неторопливо запустил лапу в карман шорт, пошарил ею и извлёк на свет мятую, несвежую салфетку. Очевидно, она была из уборной злосчастного галактического бара. Пришелец степенно утёр ею морду, затем сложил вдвое, и тщательно высморкался.
Когда он был обнаружен и пинками водворен за штурвал капитаном Чубаккой, баки линкора уже были заправлены гидроксильным топливом под завязку, а шланги убраны. Корабль дал старт, взметая клубы пара и пыли в последних багровых лучах заходящего за горизонт светила. На вновь опустевшей, притихшей земле остались только следы опор. И скомканная, липкая салфетка.
Выхлопным ураганом её сдуло в отмель моря, где уже много лет незримо крепчал первобытный бульон из протоорганических веществ. И случилось так, что населявшая бренный клочок бумаги назальная микрофлора, попав в такую благодатную среду, послужила затравкой для каскада роковых реакций. В густом субстрате первобытного моря, следуя буквально с небес свалившемуся молекулярному чертежу, минералы порождали аминокислоты, аминокислоты сшивались в нити полимеров, а те причудливым образом сворачивались в клубочки первых белков. Понукаемые кнутами молний, глупые и эгоистичные белки эти сгрудились в стада клеток, а клетки – в простейшие организмы. Волна чудесных метаморфоз обошла кругом и навсегда преобразила Землю, задышавшую вдруг мириадами крошечных мембран, жгутиков, хоботков, жабер и ртов.
С тех пор минули эоны. Галактические империи сменяли одна другую, тёмная и светлая стороны Силы попеременно воцарялись и низвергались на вселенском троне, звёзды гасли и рождались вновь. А молодая жизнь на голубой провинциальной планете, сквозь череду проб и ошибок, расцветов и катастроф, упорно шла к созданию своего венца – человека.