— Сань, да погоди ты, и чего он увидел? – Тихонов всей грудью припал к консоли с вмонтированным в неё аппаратом.
— Чего, чего. Чёрта лысого! Сатану. Сидит в тени модуля «Спектр». Усмехается, мол, и ждёт покуда человек ему окажет услугу. На землю рвётся через две тысячи лет изгнания в пучинах вселенной, – тут собеседника отвлекли, и Павел услышал, как Саша прикрыл микрофон, забурчал что-то грозное и невнятное, и в окончании громко пожелал кому-то «думать головой, а не жопой».
— Ну, и дальше-то что? – Павел перехватил трубку, утерев вспотевшую ладонь о штанину – неуместный и нелепый этот разговор начинал тяготить его.
— А ничего. Сейчас бедолага в лечебнице в Звёздном. Молится, рыдает, а станцию просит не спускать. При Королёве бы такого близко к космосу не пустили – с иконостасом на борту и святой водой в пакетике. А сейчас… кого ни попадя. Ну всё, я ушёл. Гаси канал, сдавай пост, и дуй к нам. И язык учи, слышь? Прожект сугубо интернациональный! – и сердитый Говорин дал отбой.
*
Павел подошёл к столу, рассеянно включил чайник и непроизвольно огляделся. Мерный гул трансформаторов, спёртый воздух с привкусом озона и рябой экран в геодезическую сеточку – всё здесь было привычным и дремотно спокойным. Связист мысленно отругал себя за минутную слабость. В конце-то концов, ни за что он уже не отвечает. И этот трещавший по швам «Мир» никому не нужен, коли пойдёт через три десятка витков ко дну. «Дальнейшая эксплуатация станции экономически нерентабельна и технически небезопасна» – говорилось в резолюции. И покуда она ещё управляема – там, в суетливых командных верхах, на шумном человеческом континенте – принято решение свести её с орбиты в специально отведенное кладбище в несудоходном районе Тихого океана. И всё же жаль. Ещё вчера наша Констанция была девкой на выданье. Средств и сил на неё не щадили – марафетили так, что заграничные экипажи штабелями сватались. А сейчас она никому не нужная, побитая молью орбитального мусора старушка. Целая эпоха труда и открытий, авралов и побед – горелыми ошмётками ляжет на дно. Да теперь ещё и этот Цыкало. Что же это было? Космонавтов, как известно, тщательно отбирают на предмет психологической устойчивости. Ладно бы, НЛО привиделось. Бывало ведь такое у наших – блики примут за тарелку, отработанную ступень или разряды атмосферные. А тут… И ведь, действительно, две тысячи лет сроку!
Павлу вдруг вспомнилась другая старушка – его набожная, чудаковатая бабка Софья. Вечерами у изголовья его кровати, она долго и вкрадчиво лепетала дрожащими старческими губами про сошествие «распятага христа господня» в преисподнюю, про изгнание им «диавола из просторов мирских», про речение Иоанна Богослова о возвращении «сына человеческого» для последней битвы в грядущий день вселенского суда. Родители гнали её, полоумную, прочь из спальни. И когда перепуганный Павлик делал вид что засыпал, она принималась усердно молиться за стенкою, глухо постукивая жёлтым морщинистым лобиком в дощатый пол: «Не приведи Господь исчадия адова, и да спаси Господь раба твоего Павела и рабыню твою Сафею…»