Помимо проживания в одном доме и учёбы в одной школе, нас с Ержиком связывало то, что мы играли в одной университетской группе. Ержик на ритм-гитаре, я на басу. Короче говоря, Ержик – был моим лучшим другом.
Сегодня он затащил меня к себе, обещая показать и опробовать новую электрогитару, настоящий Fender, которую ему прислали родители.
Если вернуться к бабушке Ержика, Галие Алиевне, то о ней можно сказать, что она обладала характером поистине старорежимным, просто-таки стальным. Она была специалист по истории КПСС и закончила ещё партийную школу, всю жизнь проработала в Доме правительства, в ЦК. До сих пор возле телефона в гостиной лежит телефонный справочник аппарата ЦК конца 60-х годов с надписью на второй странице: «Товарищ! Громкий разговор по телефону не улучшает качества связи и способствует разглашению секретной информации!». На стене Ержик повесил фотографию бабушки с подписью «Проводы в пионерский лагерь «Артек». 1965 год», она стоит возле поезда с табличкой «Алма-Ата – Москва» в окружении детей. Она отправляла в «Артек» детей со всего Казахстана, но ни разу – своих, хотя они были отличниками и спортсменами. Своих, она сказала, – нельзя, ведь «по блату». Верно сказано, «гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче в мире гвоздей».
Выйдя на пенсию, Галия Алиевна приобрела странную привычку: коллекционировала духи и какие-то таинственные пузырьки то ли с лекарствами, то ли с благовониями. Как ни пытались родители Ержика узнать поточнее, что же Галия Алиевна хранит в бюро в своей комнате, ничего не получалось. Здоровье у неё было отменное, врач, который регулярно приходил на дом с профилактическим осмотром, подтверждал это, измерив давление, а оно всегда было «сто двадцать на восемьдесят». «Вам, Галия Алиевна, в космос можно лететь», – говорил врач, уходя. По этой причине, родители не контролировали, что же Галия Алиевна пьёт из хранимых ею пузырьков, ведь лекарства ей были ни к чему. Галие Алиевне, глядя на других старушек и стариков, хотелось, я заметил, пожаловаться на свои хвори, постонать, поохать. Она и делала это. Например, кряхтела особенно сильно, вставая с дивана или кресла. Призывала, так сказать, на помощь окружающих. И мы кидались к ней, чтобы помочь. Потом Ержик заметил: когда надо догнать автобус и занять в нём место, а потом вовремя выскочить на своей остановке, или, когда надо поднять тяжёлую сумку на рынке и дотащить её до такси, да ещё и закинуть в багажник, Галия Алиевна забывала, что в её восемьдесят такие кульбиты уже не по плечу, и лихо всё это проделывала.
К старости лет её потянуло ко всему народному, казахскому. Она прикупила деревянный сундук с коваными ручками, где хранила одеяла и подушки, частенько готовила на кухне курт и иримшик, сама делала колбасу, для чего купила колбасную машинку «Braun». Партийные костюмы сменила на платья. Её стала в некотором роде интересовать религия, что выразилось в покупке Корана. Правда, чтение религиозной литературы не пошло далее двенадцатой страницы. Коран был забыт, а про существование бога Галия Алиевна выражалась весьма абстрактно, если не сказать скептически. «Ержан, вот я ему молюсь-молюсь, а он мне что? Ничего!» – сказала она как-то. «Ты про кого?» – «Про бога». – «Бабушка, ты торгуешься с богом, как это возможно?!». Она только расхохоталась в ответ своим громким басовитым смехом. И конечно, она терпеть не могла, когда её называли бабушкой, апашкой или, не дай бог, бабулей. «Ба», – так её мог называть только единственный внук, а все остальные – исключительно по имени-отчеству.