У меня после случившегося остался памятный страх перед духами «Дженифер Лопес», и когда от одной знакомой девушки, с которой мы на ночь упали друг другу в объятья, пахнуло на меня этими духами, я не смог ничего сделать, и она ушла, обидевшись. Дженифер Лопес, конечно, ни в чём не виновата, но духи эти я буду помнить ещё долго.
Но и без всяких там духов я понимал тогда, что каждый ушедший от нас предок, а тем более такой, похожий на ветвистый, кряжистый столетний дуб, – это и есть наша история, наша плоть и кровь, и то, что будет в дальнейшем, имеет самое непосредственное к этому отношение. Как крупные деревья отбрасывают тень, и под ней, глядишь, копошатся муравьи, растёт земляника или иной раз приляжет отдохнуть человек. И так будет вечно, вечно будет простираться эта тень.
Я пришёл к нему, когда он вернулся из санатория, в руках у меня был Fender.
– Возьми, – сказал я.
Он вопросительно посмотрел на меня.
– Ержик, ты же сам всё понимаешь.
Иначе я не мог, думал, если он заберёт её, значит, я не ошибался в нём, и он понимает, что я и так буду молчать обо всём, что я знаю, и для этого мне не нужны никакие залоги. Я приготовил эту речь, но она не пригодилась. Ержик оделся, и мы поехали на лекции. На улице бушевала весна, и шумели зеленеющие ивы, мирики и вязы.
