Алёна Тимофеева
Кроме сумерек. Один
«Зимний день в сквозном проеме
Незадёрнутых гардин»
Б.Л.Пастернак
— Ой, а чёй-то у вас там женщина голая? — изумилась бабушка, когда, наконец, загрузилось изображение в скайпе. За нашими спинами красовалась картина во всю стену: молодой Шон Коннери сидит на краю кровати рядом с полуобнажённой блондинкой. Не знаю, был ли декоратор квартиры большим поклонником Бондиады, но смотрелось вполне гармонично. О том, что стоит пересесть и не смущать бабушку подобной вольностью, никто из нас почему-то не подумал.
В берлинской квартире таких тонкостей отыскалось немало, но подружка Бонда была буквально венцом творения.
— Ну не прям уж голая, да и лежит прилично, — отшучивался папа. Но девушка со стены то и дело поглядывала на меня снисходительно: тоже мне, понаехали.
О том, что в Берлине нет зимы, я имела весьма скудное представление. И что в последний день года можно умереть со скуки — тоже. Я привыкла, что тридцать первого декабря обычно некогда присесть. А тут покрошили дойче вюрст в оливье — вот и все заботы. «Иронию судьбы» нашла на Ютубе, когда поняла, что больше ничего не светит. Включила по инерции, даже не подумав, что можно найти что-то веселее. Парадокс: разве стала бы я пересматривать фильм, в котором главный герой нелепо буянит и так же неправдоподобно трезвеет, а учительница русского языка одевает праздничное платье, дожидаясь своего — как бы сказали умные люди — токсичного кавалера. Но каждый год я наряжала под этот фильм ёлку и через две недели обязательно включала вновь, дожидаясь гостей. Это уже необходимость. Особенно если из праздничного только девица на стенке, купающаяся в огоньках гирлянды. А вместо ёлки, снега и толпы друзей — лениво слоняющиеся по комнатам родители.
За окном изредка бабахали салюты, рассыпая по тёмному потолку отблески искр. Новогодняя ночь в Алматы всегда была больше похожа на день — фейерверки начиналисвистеть ещё до наступления сумерек. Немцы себе лишнего не позволяли, лишь ненадолго сдаваясь генетической памяти. И так от этого делалось тоскливо. Только когда Женя Лукашин взял в руки гитару, внутри легонько затрепетало: хоть что-то родное. Правда, с небольшой оговоркой: стихи Пастернака поёт Андрей Мягков голосом Сергея Никитина. Такой каламбур мне всегда казался забавным.
«Никого не будет в доме кроме сумерек…»
Я усмехнулась — до чего точно. Всегда удивлялась, как стихи неугодных советской власти поэтов легли на сюжет. И вот теперь сама сидела в неправдоподобной тишине, выглядывая на пустую улицу через щель между шторами. Дальше слова плавно отходили от реальности. Вспомнился курс культуры холодной войны, который в моём институте вёл очаровательный американец. Оказавшийся в Ленинграде в семидесятых благодаря родителям-дипломатам, он говорил по-русски с забавным акцентом и понимал наш юмор. И когда на очередном занятии речь зашла о советском кинематографе, включил нам фрагмент из “Иронии судьбы”. Долго рассказывал, как важен этот фильм для любого советского человека, но никто в аудитории не разделял его энтузиазма. Студенты из СНГ даже не подняли голов от телефонов, а иностранцы смотрели на экран с растерянными улыбками.
1 2