— Отца позови, — вдогонку бросила мать.
На кухню Ира вернулась, держа телефон, следом шёл отец. Слава был могуч: широкие плечи, подкачанное тело, крепкие руки и шея. Внушительности добавляла выбритая на лысо голова. Славы было много, но, в отличие от жены, он не занимал два стула.
Не проронив ни слова, они сели за стол и все разом спрятались друг от друга в своих телефонах.
Ира машинально пролистывала ленту в «Тик Токе». Видео мелькали одно за одним, не вызывая интереса, кроме ролика с маленьким ребёнком. На нём Ира остановилась. Мама держала на коленях малыша, улыбалась ему, а он хватал её за щеки, подтягивал к себе и целовал. Они хохотали и обнимались. Ира почувствовала, как у неё сдавило горло, и тут же проступили слёзы. Она отвернулась к окну.
Двор был пустой. Просохшая земля местами зазеленела. Сиротливо стояли нетронутые качели, и одинокий карагач, слегка покачивая голыми белёсыми ветками, тянулся к солнцу. Ира повернулась к своим, они так же сидели в телефонах. Никто ничего не заметил, впрочем, как и всегда. Она налила себе чай.
— Мне тоже налей, — попросил Саня.
Он положил телефон вниз экраном и часто задышал. Щёки его становились пунцовыми. Встать из-за стола он не мог, уж очень быстро его молодое тело отреагировало на фото
Маришкиной голой груди. Ноги сами по себе нервно отбивали чечётку под столом, и Саня ляпнул:
— Я Саша, мне восемнадцать, — глаза остальных оторвались от телефонов и изумлённо уставились на него, — люблю синий цвет и играть на гитаре. Давайте знакомиться! Что вы можете сказать о себе? — посмотрел он на мать.
И, пока родные не опомнились, он забрал у всех телефоны. Застигнутая врасплох Адка выдала первое, что пришло в голову:
— Я Ада, мне 39. О чём говорить, не знаю… Хотя, я люблю общаться, и молчуньей меня сложно назвать, в отличие от некоторых, — она искоса поглядела на мужа, — поэтому, пусть продолжит папа. Хоть голос его услышим.
Славу подмывало осадить сына за детскость, а жену за дерзость, но, сдержавшись, он начал:
— Слава. 42 года. Директор по продажам. На работе говорю много, поэтому, — с нажимом произнёс он, — дома люблю помолчать.
Адка недовольно хмыкнула. Ира встала из-за стола.
— Ты куда? — остановил её Саня.
— Я не буду, — тихо произнесла она.
— Ой, доча не ломайся, — недовольно выпалила Адка.
Ира села на своё место и, глядя в тарелку с кашей, сказала:
— Я Ира, ваша дочь, и в январе я сделала аборт.
Тишину, повисшую в комнате, можно было резать и накладывать в тарелки. Первой в себя пришла Адка:
— Ира, ты так шутишь?
Ира подняла на мать глаза полные слёз.
— О господи, Ира-а… Да как так? — запричитала та.
— От кого? — спросил побагровевший отец.
— Тебя только это интересует? — огрызнулась Ира.
Адке не хотелось смотреть на дочь. В голове крутилась только одно: «Я бабушка?!». От этой мысли она покрылась испариной, но, взяв себя в руки, всё же спросила:
— Почему ты ничего не сказала?
— Кому?! Тебе? Я пробовала, — упавшим голосом ответила Ира, — но тебе, кроме своих ногтей со стразами, больше ничего не надо! Или ему? — она кивнула в сторону отца, — только он весь в своих бабах, ему не до нас!