А Китай… Что ж, Китай вроде бы и не посягал на его ханское достоинство. И тем не менее, после кончины императрицы Елизаветы, Абылай и его старшины в 1762 году принесли присягу на верность новому императору — Петру II. Одновременно Абылай готовил очередное посольство в Китай. Виртуозно лавируя между Сциллой и Харибдой (каковыми для него являлись Китай и Россия), он, сохраняя свои амбиции, не позволял ущемлять интересы казахских ханств.
Прав был А. Левшин («Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких орд и степей». Алматы, 1996), по мнению которого Абылай находил свое двусмысленное положение наивыгоднейшим, «оно, во-первых, доставляло ему более независимости и уважения от обоих государств; во-вторых, он боялся явно отказаться от России, потому что значительная часть киргиз-казаков, ему повиновавшаяся, кочевала при границах русских, в местах весьма выгодных…
Превосходя всех современных владельцев киргизских летами, хитростью и опытностью, известный умом, сильный числом подвластного ему народа и славный в ордах сношениями своими с императрицею российскою и китайским богдыханом… он искусно привлекал к себе осторожным поведением, грозил врагам своею силою и признавал себя, смотря по нужде, то подданным русским, то китайским, а на самом деле был властитель совершенно независимый». Нынче это называют многовекторной политикой.
Говоря об Абылай-хане, хотелось бы обратиться к так называемому «джунгарскому вопросу». Вот что пишут в этой связи Д. Ашимбаев и В. Хлюпин: «Был ли Казахстан, с точки зрения стратегических, а не тактических выгод, заинтересован в ликвидации Джунгарского государства вообще? На наш взгляд, скорее нет, чем да. Во-первых, исчезал последний буфер между казахскими кочевьями и могучим Китаем; во-вторых, джунгар можно было использовать как противовес в сдерживании российской экспансии. При всех войнах и кажущемся смертельном антагонизме (столь красочно показанном в художественной литературе и кино, например, в известной кинокартине «Nomad Кочевник»), нам не известен ни один случай, даже не геноцида, а, скажем, военного преступления — массовой казни пленных. Несмотря на различную религию, казахи и джунгары были носителями одной степной культуры и цивилизации, близкими и взаимно интегрирующимися этносами… Джунгарки-калмычки еще в XIX веке считались среди казахов лучшими женами за красоту и плодовитость — это тоже факт». Очевидно: Абылай-хан осознавал сложность означенной проблемы и даже предпринимал попытки найти ее мирное решение. Непрост был Абылай-хан, ох, непрост! И определять ему роль «полевого командира», как это сделал один из наших молодых историков, думается, явный перебор.
