Стихи умеет каждый, наверно, сочинять,
И среди них есть мастер, чтоб ярче всех сиять,
Внутри запрятав золото, отделав серебром,
Какой поэт казахский прославит нас опять?
Когда о старых биях я вам бы рассказал,
Они ведь поговорками, пословицами зал
Или толпу поднимут на подвиг, на войну
Взять с них пример вам надо, я б многих обязал.
А нынешних поэтов я не могу терпеть,
Они про смерть-могилу надумали вдруг петь.
С кобызом иль домброй сидят в толпе, поют,
Хвалебные послания, как по заказу, шлют,
В ауле каждом песней выпрашивают медь,
Тем уваженье к слову теряют сильно впредь.
Ради скота язык свой и душу напрягают,
Обманывают словом, льстят или заклинают,
В чужой земле, как нищие, поют, вознагражденье.
Им редко, но дают, бог видит, проклинает…
Когда бы бай поехал дать деньги хвастуну,
Такого бая нету, скот дорог стал в весну
Вновь песня у казахов совсем уж не в цене,
И стало меньше песен у нас на всю страну.
Как старый бий сижу я, сбирая песен хлам,
У старого поэта не скот, а счет к словам,
Слова вот выправляются, ты, слушатель, смотри,
И к вам приду когда-нибудь, прислушайтесь к шагам.
Воспел бы я батыров, о подвигах героев,
Запел бы о красавицах, знавал я их, не скрою,
Всего лишь в разговорах, чтоб время провести,
Вы слушали б меня за стихотворным строем.
Не слово просветителя, народ подтекста ждет,
Мы много чего слышали, все знаем, мы — народ,
Высокомерных, жадных, воров, невежд так много,
Простите, если оскорбил нечаянно я, вот.
Им хочется связать сосну с несчастным тальником,
И каждый хочет ухватить или украсть тайком,
Что может уяснить степняк, пася столетья скот?
Один из тысячи, возможно, шагнет вперед потом…
Скот собирая в косяки, воруя, народ свой обирая,
Когда назвали хитрецом, то радуясь без края,
Стремясь найти лишь выгоду, все мысли лишь об этом,
Пытаясь бая запугать, «врагом его пугая».
Забыв о совести, о чести, о гордости не вспоминая,
Никто о них не вспомнит, совсем не припоминая
Мыслитель иль ученый не станет их искать,
Вранье и сплетни о несчастных, как сказки собирая.
*Хутба — одна из молитв
ОСЕНЬ
Свинцово-тяжелые тучи холодны, стало небо без крыл,
Это осень пришла, дымный туман землю закрыл.
Насытились ли наши кони, замерзли ли, я не знаю,
Лошади заигрались, стригуны бегут,
жеребец кобылу покрыл…
Трава пожелтела, завял твой подснежник нежный,
Юные не смеются, дети не бегают, как прежде,
Как нищие, старик и старуха просят укрытий,
Деревья теряют листья, как последнюю надежду.
Кто-то вымачивает шерсть, ссутулившись, как кочерга,
На нем одежда изношенная, рваных два сапога,
Женщины на веретенах тянут нить шерстяную,
Молодки на юрты кладут заплатки, им она дорога.
Караваном летят на юг гуси и журавли вновь,
Под ними другой караван — верблюды в ряд без горбов*,
В какой аул не заедешь, люди без настроенья,
Не слышно смеха и игр, забыты интриги, любовь.
Старухи и старики озябли, дети насквозь продрогли,
Лютый, холодный ветер гуляет в степи и предгорье,
Косточек не досталось, помоев жирных собакам,
И их во дворах не видно, ловят мелочь, мышам на горе.
Кузеу** иссякло, вокруг не стало съедобной травы,
Нахлынет туман, воет ветер, поднимутся пыли столбы,
В доме, где нет огня, весьма неприглядный вид,
Будь же проклят обычай, не жечь осенью очаги,
Чтоб уйти от предначертаний судьбы.