Руфь Мееровна Тамарина была сосланная в конце сороковых годов в Казахстан московская поэтесса, соратница П. Когана, М. Кульчицкого, тех московских молодых довоенных поэтов, которых объединяла знаменитая романтическая песня «Бригантина»:
«Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза,
В Флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса…»
Так кажется… Про себя Руфь Мееровна говорила, что она «…Юнга с Бригатины…» Признавая безусловный авторитет и старшинство П. Когана и М. Кульчицкого. Училась она в вечернем литературном институте, ее семинаром руководил классик советской литературы Илья Сельвинский. Другим ее учителем был Владимир Луговской. Она участвовала в Великой Отечественной войне, была в московском ополчении медсестрой, участница обороны Москвы в 1941 году.
Так вот, я стал по два-три раза приезжать из Кокшетавской области в Алма-Ату (будущий Алматы), привозить Руфь Мееровне свои стихи, которые она беспощадно перечеркивала, правила, наставляла-учила, пока окончательно не сформировалась первая моя книжка, уже имеющая название «Ночной поезд».
За этот период ожидания в четыре года я познакомился и подружился со своими коллегами поэтами и прозаиками Бахытом Каирбековым, Кайратом Бакбергеновым, Бахытжаном Канапьяновым, Ерланом Сатыбалдиевым, Александром Шмидтом, Вячеславом Киктенко, Анатолием Загородним, Лидией Степановой, Любовь Шашковой, Надеждой Черновой, Инной Потахиной, Валерием Михайловым и многими другими, с которыми и прошло мое литературное становление, так я сформировался как литератор.
В 1979 году я женился во второй раз, и Руфь Мееровна прислала на нашу с Гульшекер свадьбу поздравительную телеграмму в стихах:
«Поздравляю вас со свадьбой!
И желаю, чтобы вы
Многодетными были как бы…
Много счастья вам и любви. Тчк.»
С чувством юмора, слава богу, у Руфь Меееровны все было в порядке… Вот уже сорок два года мы живем с Гульшекер Бактыбаевной, и счастливы, и любви хватает.
Руфь Мееровна говорила: «В письме (в смысле работы над стихами) надо ориентироваться на профессионалов (то есть, на профессиональных поэтов). Только они могут дать верную оценку тому, что вы написали… Только они… К другим не надо прислушиваться, и даже не надо на оценки других обращать внимание…» Это весьма похоже на то, как шахматисты оценивают свою силу игры: «Только сильный шахматист знает, насколько плохо он играет!»
Кстати, о шахматах, всегда помогавших мне в трудные минуты. Поскольку ждать четыре года выхода книги в свет было мучительно больно, чтобы не спиться и не сойти с ума, я стал играть в шахматы всерьёз, выиграл в Кокшетау несколько любительских турниров, потом оказался участником областного турнира общества «Спартак», в общем, втянулся… Я занимался шахматами так упорно, что к тому же 1982 году оказался участником областных финалов, уже обыгрывал перворазрядников и кандидатов в мастера. Нужно доиграться до того, что помнишь все партии наизусть, то есть, идешь по улице, а у тебя в голове очередная шахматная партия, которую ты спокойно анализируешь, считаешь варианты, ищешь лучший ход. И тогда появляются, откуда не возьмись, стихи или отрывки прозы, которые надо немедленно записать на бумагу. Чаще всего это происходит в середине турнира, и тогда уходишь в поэзию или прозу, и конец итогам турнира. Из-за массы обрушившихся на тебя стихов, не до шахмат, турнир ты всего лишь доигрываешь. В общем, не стал я профессиональным шахматистом, но стал литератором. Хотя в шахматы я играю до сих пор…