Такого колоритного, всеми своими корнями приросшего к родной земле, к Нарынколю и Карасазу поэта, не надо было посылать за пределы Казахстана… Мукагали великолепно владел русским языком, писал и читал на нем, прочел, практически, всю мировую литературную классику. Но оказавшись в Москве, где практически никто не говорил по-казахски, он понял, что попал в изоляцию, или же понял, что его специально отправили на эти злосчастные двухгодичные литературные курсы, чтобы он не «буянил» в Алматы, чтобы не называл газету «Казах адебиети» («Казахская литература») — «Мазак адебиети».
Постепенно в той же Москве у него появились единомышленники, среди которых был, например, известный поэт Александр Петрович Межиров, руководитель семинара поэтов. Так вот, именно А. Межиров понял, что М. Макатаев не ординарная личность, а крупнейшее литературное явление. К сожалению, нам неизвестно содержание их бесед, но А. Межиров оценивал творчество М. Макатаева очень высоко.
Другой крупный казахский писатель С. Жунусов рассказывал, что когда А. Межиров узнал о том, что Мукагали умер, он охнул, сел на стул и долго так молча сидел…
«Сашка Межиров, — рассказал Сакен-агай, — спросил меня: «Как там у вас живет Мукагали Макатаев?» Я не думал, что Александр Межиров очень высоко ценил Мукагали, тем более, что для нас, для друзей и курдасов самого Мукагали, он был такой же, как мы все, поэт и поэт… И на вопрос Сашки я, почти машинально, ответил: «Он умер».
«Как умер?» — воскликнул Сашка, — охнул и сел на ближний стул. И долго так сидел, не произнося ни слова…» Эпизод этот произошел на даче А.П. Межирова под Москвой, где частенько собирались писатели и поэты и играли в биллиард.
Мне кажется, что Александр Межиров так близко воспринял известие о кончине Мукагали потому, что он его рано отпустил из Москвы, недоучил, так сказать, не объяснил ему какие-то сокровенные поэтические истины, узнав которые молодой казахский поэт был бы окрылен, воодушевлен, меньше думал бы о том, что он далеко от Родины, что здесь, в Москве, он одинок, изолирован от своей исконной казахской языковой среды.
Когда Мукагали вернулся домой, в Алматы, я никогда не видел его выпившим, сказывалась, как у всякого казаха, ответственность перед семьей, перед детьми. На публике, а вокруг него всегда было много людей, он чаще всего пил пиво, а пиво, как мы знаем, не является алкогольным напитком. Потом он, к сожалению, заболел…
Надо сказать, что после первых публикаций стихов М. Макатаева в газетах и журналах не только простые читатели поняли, что в мир пришел еще один крупнейший, если не выдающийся казахский поэт. Но и работники идеологического фронта, пристально следящие за своими подопечными, сразу определили: «Это талант — а талант, он на многое способен…» И стоило только М. Макатаеву взять и написать:
…Он пытается вырваться,
Но сил у него мало!
Он пытается вырваться,
Силы кончились, жизнь сломала!
Развяжите мечте моей руки и ноги, не укутывайте,
Дай же мне свободы, дай же мне свободы, мама!
Ну, зачем же так обматывать и заматывать,
Неужели терпенье твое окончилось,
Руки и ноги мои оставь свободными, мама,
Человечек маленький протестует!